Россия, СНГ
На территории бывшего СССР Россия осуществляла и продолжает осуществлять до настоящего времени четыре миротворческие операции: на территории Молдовы в Приднестровье, в Таджикистане и на территории Грузии — в Южной Осетии и в Абхазии. Условия проведения всех этих операций разнятся между собой не только в силу различий мандатов российских миротворцев, но и, что более значимо, в силу целого комплекса историко-культурных различия регионов, отдаленных друг от друга более чем 3000 км, а также политических и военных особенностей конфликтов на этих территориях.
По мнению автора, российская миротворческая активность при всей ее непоследовательности сдерживает развитие вооруженных конфликтов на постсоветском пространстве, но остановить вооруженные конфликты изолированно от международных институтов не способны ни Россия, ни СНГ, под флагом которого стремятся сегодня выступать российские политики. Следует также подчеркнуть, что миротворческая активность в СНГ является важным элементом национальной безопасности России и, в конечном счете, служит поддержанию внутренней стабильности в стране.
Задача данной работы исключительно исследование развития в России подходов к миротворчеству на территории бывшего СССР с помощью миротворческих сил с кратким последовательным анализом того опыта, который получен российскими войсками в рамках миротворческих операций. Роль других контингентов российских Вооруженных Сил подробно рассматривается лишь в тех случаях, когда их действия смыкаются с действиями военных миротворческих контингентов либо иллюстрируют ход общего развития событий. Вопрос об участии российских контингентов и отдельных наблюдателей в операциях за пределами постсоветского пространства не затрагивается. Мы также оставим в стороне оценку действий российских миротворцев с точки зрения норм гуманитарного права, хотя, по мнению автора, принимая участие в конфликте, даже в качестве третьей нейтральной силы, они становятся стороной конфликта и обязаны следовать праву и обычаям войны.
Как общая концепция безопасности, так и набор идей, связанных с осуществлением Россией ее миротворческой активности, до настоящего времени реально не сформированы. Опубликованные документы Совета Безопасности и его структур носят чисто декларативный характер и не способны четко указать на приоритеты российской внешней политики в СНГ. Как и раньше, большинство решений в этой области носит случайный, реактивный характер, осложненный отпечатком субъективных отношений. Поэтому попытка периодизации становления России как страны пытающейся поддерживать стабильность на постсоветском пространстве неизбежно будет носить условный характер и указанные в работе временные рамки не следует воспринимать как рубежи, отделяющие один тип деятельности миротворцев от другого, кардинально отличного. Однако в разные периоды развития российской миротворческой активности можно выделить преобладающие тенденции, характеризующие сложившиеся на тот момент обобщенные представления о способах разрешения вооруженных конфликтов и о роли миротворческих сил в этом процессе. Оценка и сопоставление реализованных при этом миротворческих операций является интересным и перспективным путем изучения возможного применения миротворческих сил в современном мире.
В первый период миротворческой активности России, относящийся ко времени дезинтеграции СССР и становлению России как самостоятельного государства, основным методом миротворчества признавались политические, переговорные пути разрешения кризиса при возможно более полном участии международных институтов. Начало этого периода можно отнести к весне 1991 г., к моменту подписания Казбегского протокола между Россией и Грузией. И хотя после формального завершения распада СССР в политической риторике некоторых высокопоставленных российских военных стали звучать угрозы применения силы, возможность ее использования даже внутри страны блокировалась сложившимся общественным мнением1. К сожалению, в других бывших союзных республиках общественное мнение складывалось иным образом. С исчезновением давления союзного руководства накопившиеся противоречия вызвали в 1992 г. резкое обострение конфликтов с вовлечением в них значительных масс населения. Миротворческим операциям России еще не предавалась самостоятельная роль в миротворческом процессе.
Начало следующего периода можно отнести к концу 1992 — началу 1993 г. После относительно удачных первых шагов при проведении операций миротворческими силами в Приднестровье и в Южной Осетии, после попытки возрождения великодержавной идеологии в стенах Кремля произошло изменение подхода к разрешению вооруженных конфликтов, характеризующееся переоценкой роли силовых методов — своего рода метод «принуждения силой» в постсоветской интерпретации. Последовавшая затем пробуксовка миротворческого процесса в Таджикистане и отсутствие значимого улучшения ситуации в зонах «старых» конфликтов, твердая позиция западных стран, не согласившихся признавать особые права России на территории бывшего СССР, — все это привело в 1994 г. к возвращению интереса России к дипломатическим усилиям, направленным на разрешение конфликтов и совместным действиям с другими странами СНГ. Однако существенных изменений взглядов российского руководства на использование миротворческих сил в странах СНГ с тех пор не произошло, и при проведении военной кампании в Чечне миротворческий опыт российских военных не был затребован.
Развитие в России представлений о роли миротворческих сил в урегулировании конфликтов
Советское наследство
Россия не была готова для проведения миротворческих операций. В нашей стране подобный опыт отсутствовал. В рамках операций ООН Советский Союз никогда не посылал свои войска для установления мира. На протяжении всей своей истории советские войска или советские военные советники во время гражданских войн в других странах оказывали помощь прогрессивным, по мнению коммунистического руководства, режимам или повстанческим движениям. Это полностью соответствовало доктрине так называемого «пролетарского интернационализма», требующего оказывать помощь борющимся за свое освобождение трудящимся в их прогрессивной борьбе за освобождение от гнета капитализма и его последней стадии — империализма. Мирные переговоры могли использоваться только как элемент этой борьбы, конечный результат которой был предопределен марксистско-ленинской теорией.
Этому не противоречило участие советских офицеров в операциях ООН в качестве наблюдателей, так как международным организациям отводилась роль силы, «сдерживающей империалистические державы в их агрессивных устремлениях». Политика мирного сосуществования рассматривалась как диалектическая форма борьбы между государствами с различным общественно-политическим строем, а международные институты представляли собой одно из полей этой борьбы.
В результате такого подхода, советское правительство никогда не уделяло серьезного внимания ни проблемам подготовки кадров для миротворческих операций, ни развитию военно-теоретических вопросов, связанных с их проведением. Российская армия могла рассчитывать в предполагаемых миротворческих операциях только на инициативу будущих миротворцев — офицеров и их очень поверхностные представления о международном опыте, почерпнутые в основном с экранов телевизоров во время недавно прошедшей операции «Буря в пустыне»5.
Таким образом, в наследство от Советского Союза России не осталось ни общей концепции проведения миротворческих операций, ни конкретных представлений о задачах военных миротворцев. Были лишь несколько десятков офицеров, когда-то прошедших через службу в войсках ООН.
Однако существовал и ряд позитивных психологических и культурных аспектов, связанных с возможностями проведения российской армией миротворческих операций на территории бывшего СССР.
Во-первых, обостренное сочувствие личного состава миротворческих сил местному населению. Российские военные, как и большинство жителей СССР, не были психологически готовы к распаду Советского Союза и продолжали воспринимать жителей других республик как соотечественников 6. Этому дополнительно способствовали поддержанная перестройкой идеология «единства армии и народа» в сочетании с новым и тогда чрезвычайно модным среди военных положением «Армия вне политики». Если, например, в августе 1991 г. сложившаяся идеология невмешательства военных в политику позволила парализовать введенные в Москву войска, то в ходе миротворческих операций можно было рассчитывать на высокую идеологическую мотивацию каждого из солдат в выполнении общей задачи установления мира.
Во-вторых, легкость установления контактов всего личного состава миротворческих контингентов с местными властями и населением, обеспечиваемая широким и повсеместным использованием русского языка, наличием общих культурных представлений, общим опытом жизни в условиях тоталитарного государства.
В-третьих, создание реальных перспектив служебного роста офицеров, отличившихся в миротворческих операциях. Необходимо также учитывать и общественный фон, возникший в этот период. Реформы зимы 1991-1992 гг. привели к кризису армии, к сокращениям вооруженных сил и массовым увольнениям молодых офицеров. Авторитет военной службы был как никогда низок. Профессия офицера перестала быть почетной в глазах общества. На этом фоне выполнение благородной, по общему мнению, обязанности миротворца могло придать смысл офицерской службе и создать психологическую уверенность в необходимости продолжения службы.
Весной 1992 г. в Ленинградском военном округе создается первая база по подготовке миротворческих сил. Это происходит перед началом миротворческой операции России в Приднестровье.
Источник - http://www.memo.ru/hr/hotpoints/peace/chapter1.htm
